Библеистика разделения пары

Известные евангельские высказывания: «один берется, а другой оставляется» Мф.24 и Лк. 17 гл., как известно находятся в так называемой пророческой эсхатологической проповеди Иисуса канонических евангелий о событиях иудейской войны и разрушения Иерусалима, а также и событиях второго пришествия. Толкуются эти места как указание на разделение людей, когда один гибнет, а второй спасается. В течениях проповедующих учение о восхищении церкви - как указание на разделение людей при восхищении. Однако в этой евангельской проповеди имеется интересная специфика, дающая повод утверждать, что логии о разделении имели изначально иной смысл. Здесь же хочется предпринять попытку раскрыть этот смысл, а также понять историю её использования в аспекте библеистики, ведь это высказывание да и сопровождающая его тематика обнаруживается в источниках свидетельствах раннехристианского периода.

Практически каждый читающий евангельский текст сталкивался со странностями содержания той проповеди. Так, если речь там о событиях последнего дня человечества, то почему-то вместо указания на чудесное взятие, например, некоего малого избранного остатка из всей земли как это представляет учение о восхищении или просто спасении остатка от гибели объектом внимания становится именно пара, в которой происходит радикальное и неизбежное разделение. Есть только пара, ни трое, ни четверо, ни группа, ни родители и дети – только и исключительно пара, и эта пара неизбежно должна распасться, только так и никак иначе. И здесь нет никаких праведных и грешных, нет никаких групп, никаких семей, но совершающееся спасение рассматривается в аспекте этой распадающейся пары. Более того примечательно, что пара это всегда отмечена одним полом, либо парой женщин, либо парой мужчин, работающих или даже почивающих в одной постели.

Отделив момент учения о некой распадающейся пары от представлений о восхищении или спасения в бедствии всю эту специфику можно объяснить достаточно просто, когда разделение происходит с одним человеком, что представлен в двойственности. Будь он на работе в поле или на отдыхе в постели, двойственность завершится распадом частей, одной - вечной принадлежащей иному, а второй – земной. И вряд ли перед нами лишь банальная констатация учения о смертном теле и бессмертной душе, предполагающей принять это и спокойно ждать само грядущее событие. Два человека здесь как две реальности, одна из которых исчезнет навсегда и безвозвратно, ну а вопрос Спасителя тогда звучит так: «в какой реальности находишься сейчас ты»?

Предполагаю, что логия о разделении не являлась некой богословской формулой, но представляется одним из заявлений о спасении и о пути, о следовании ученика, которое имело практическое применение и переживалось опытно, эмпирически. Ученик при этом обнаруживает и познает в себе наличие новой реальности иного мира, иного царства, когда и происходит его пробуждение (воскресение). Это вызывает и тоску и поиск истинного родного дома и истока, которому он на самом деле принадлежит и из которого он на самом деле и происходит. Естественная же эта реальность и создала внешнего человека, с его «эго», с его инстинктами и установками. Они играют с ним и в своей игре наваждения указывают человеку, что это и есть он настоящий, уникальный и единственный. Осознание и дальнейшее утверждение того, что он есть на самом деле иным и происходит от иного и принадлежит иному представляет человека естественного мира – всего лишь временным наваждением. Осознание двух этих реальностей даёт началу движения. Движения от внешнего к внутреннему, а по сути - процесса спасения. Утверждение же в новой реальности воссоздаёт новую целостность и по сути означает обретение Царства. По сути и молитва это то, что происходит в ином и живом человеке.

Данные представления можно описать опытно или воссоздать на основании альтернативного источника, в котором и обнаруживается по сути логия о разделении пары, известном как Евангелии Фомы, хотя сама тематика разделения и обретения целостности освидетельствована и в раннехристианскую эпоху как восходящей к учению Спасителя. В корпусе Нового Завета откликами на неё вероятно являются представление о неспособном грешить некоем рожденном от Бога человеке в 1Иоан.3:9, а также представление о новом и ветхом человеке новозаветных посланий.

Далее же проанализируем использование момента о разделении пары с точки зрения библеистики. Так по сути это же высказывание обнаруживается в Евангелии Фомы 65а. «Иисус сказал: Двое будут отдыхать на ложе один умрет, другой будет жить …»

Сравним между собой Ев. Матфея, Луки и Фомы. (Графическое примечание)

Идентично Фоме (ЕФ) логия использована в Ев. Луки. Однако в Ев. Луки их по сути три. У Матфея общая логия для ЕФ и Луки – отсутствует, зато используются две остальные. Особенность логии в ЕФ - в конкретном обозначении события: смерти или жизни. Однако синоптическая традиция использует связку слов широкого смысла значений и толкований. Исходя из возможных смыслов использования терминов евангелистами они переводятся как «один берется, а другой оставляется», тогда как далее возникает вопрос толкования смыслов этих слов. Также в ЕФ явление жизни и смерти происходят самостоятельно и естественно, в синоптической традиции предполагается скорее внешний объект воздействия, который и берёт либо оставляет.

Далее, предпримем попытку разобрать кто и в каком смысле из евангелистов эту логию понимал. И вывод можно сделать о том, что понимали её в ином ракурсе и скорее всего по-разному, в противоположных смыслах. Так, у Луки за ней с упоминанием тех, кто останется, ученики спрашивают где же это произойдёт и получают ответ (Лук.17:37). «На это сказали Ему: где, Господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся и орлы». Логика повествования в таком случае здесь в том, что падальщики соберутся над трупами и надо полагать именно трупы и останутся там, где это и произойдёт, тогда как спасённые будут взяты (спасены). У Матфея логии заканчиваются общим призывом бодрствовать и смысл логий не поясняется вообще. Однако Матфею свойственно тенденция понимания изымания именно грешных из мира страдающих праведных, когда «пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие» (Матф.13:41). Аналогично, «отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную» (Матф.13:49), тогда как праведные и должны остаться не тронутыми на земле, т.е. по сути и стать теми самыми оставленными к жизни (спасёнными), а грешники наоборот – взятыми (убитыми). Примечательно, что Матфей также упоминает трупы с падальщиками, только у него они привязаны к грядущему пришествию Сына Человеческого. «27 ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого; 28 ибо, где будет труп, там соберутся орлы» (Матф.24), возможно что ради того, чтобы предупредить что Сын Человеческий в «парусии» правителя этой земли в гневе своём трупами грешников землю и покроет. Такая специфика евангелистов может говорить о том, что понимание «взятия» и «оставления» у них самих различно. При этом Матфей вероятно общую логию Фомы и Луки о находящихся в одной постели двух людей одного пола благочестиво исключает, как для него такое безобразие невозможно в принципе.

Отдельно можно рассмотреть и использование логии в контексте самого Евангелия Фомы, ведь там она также используется, однако в контексте своего уже повествования и имеет свои вопросы и специфику.

Таким образом подведём итоги.

Синоптические евангелия приводят высказывания Иисуса о разделении некой пары. Разделение пары является неким ключевым моментом в евангельской проповеди. И в то время момент этот являлся, вероятно, основой некоего учения. Однако в традиционном богословии это разделение представлено тривиальным спасением или гибелью людей. При этом игнорируются те подробности, которые сопровождают картину о разделении пары. Традиционное объяснение вообще не нуждается в этой паре с её странным разделением. Сама эсхатологическая проповедь «синоптиков» использует высказывания со смыслом и спецификой, что не находит объяснения в контексте самих этих повествований и является даже излишней для них.

Было также предложено и возможное толкование загадочной логии Иисуса. В толковании двойственность и драматическое разделение присуще самому человеку. Идентичное высказывание некой разделяющейся пары можно обнаружить в Евангелии от Фомы. Однако там нет никакого эсхатологического содержания.

Можно прийти и к выводу, что евангелисты пользовались доступным им источником речений Иисуса, сохранили особенности речений, при этом пытались дать им своё уже объяснение. Эти речения были использованы и растолкованы в совершенно ином контексте с эсхатологическим содержанием. «Синоптики» толковали речения даже по-разному и соответственно этому наполняли содержанием свою эсхатологическую проповедь.