КАК РОЖДАЛСЯ АДСКИЙ СКРЕЖЕТ ВО ТЬМЕ ВНЕШНЕЙ

_ Всем известны новозаветные упоминания адского скрежета во внешней тьме. Ими богато евангелие Матфея. Трижды оно упоминает некую тьму внешнюю, куда Богом выбрасываются неугодные. Там же мы находим характеристику того мрачного места, как места где «будет плач и скрежет зубов». Дважды упоминается «печь огненная». Евангелие Марка не имеет таких упоминаний вообще. В Ев. Луки «плач и скрежет» упоминается один раз. Печь там есть, но только самая обыкновенная. Лидером упоминаний «геены» и огненной является также Ев. Матфея – 8 раз, против 2 упоминаний Марка и одного у Луки. В противовес этой картине, а особенно Ев. Матфея – является Ев. Иоанна. Вопрос некой геенны и мучений там не подымается ни разу. Для своего изложения благой вести о спасении евангелист Иоанн ни в чём подобном по- видимому не нуждался.

Исходя из представлений библеистики кроме собственного материала в Ев. Матфея был использован материал Ев. Марка, с дальнейшим смысловым обрамлением деталями и размещением в свой контекст повествования. Аналогичные подходы относят и к Ев. Луки. Также стоит обозначить и современное представление в библеистике, в котором аргументируется Евангелие Господне как протограф Ев. Луки или даже как «пресиноптический» текст, т.е. ставший основой материала для дальнейшего появления и развития самих синоптических евангелий. При этом материал Луки и претендует на более раннее и аутентиное происхождение. Исходя из этой картины и частоты упоминаний "загробных" реалий можно сделать и предварительный вывод об исключительной собственной специфике построения Матфеем картин с огненными печами, плачами и скрежетами.

И здесь интересным показательным примером «развития» представлений может являться «пересечение» упоминаний «плача и скрежета зубов» Матфея и Луки (отсутствующее у Марка), когда у Луки это вообще упоминание единственное.

Итак, история упоминается Матфеем при исцеления слуги сотника, когда тот свой верой удивил Иисуса.

11 Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном;
12 а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.
(Матф.8:11,12)

В самом логии говорится, что некие многие «внешние» (язычники или евреи рассеяния?) возлягут в Царстве Небесном с самими патриархам, а сыны Царства Небесного (надо понимать сами иудеи) - будут изгнаны. Далее даётся фактически характеристика места изгнания. Оно названо тьмой внешней и предполагается мрачным "загробным" местом, которое и характеризуется плачем и скрежетом зубов.

Теперь анализируем ту же логию у Луки.

28 Там будет плач и скрежет зубов, когда увидите Авраама, Исаака и Иакова и всех пророков в Царствии Божием, а себя изгоняемыми вон.
29 И придут от востока и запада, и севера и юга, и возлягут в Царствии Божием.
(Лук.13:28-29)

На первый взгляд логии абсолютно идентичные. Кроме некоторых деталей, например упоминания кроме патриархов также и всех пророков. Однако это только на первый взгляд. У Матфея логия построена в обратном порядке: стороны света – патриархи и изгнание – плач и скрежет. И у Луки есть очень важная деталь, создающая целостность высказывания и вероятно зависящая от порядка построения. И вот в чём она. «Плач и скрежет зубов» в логии возникает как явление злобы, разочарования и краха самообмана и высокомерия, когда считающие себя праведными вдруг окажутся наоборот изгнанными. Здесь «плач и скрежет» в смысловом построении - именно явление краха. И никакой внешней тьмы с её характеристикой мучений у Луки нет вообще.

Возможно, что у Луки эта логия построена даже в сатирическом ключе, чтобы показать лишь как говорится «великий облом». И никаких откровений неких духовных реалий загробного мира тут нет и в помине. Всё это рождается исключительно у Матфея. У него обратный порядок, «плач и срежет» размещён в конце, без всяких мыслей о крахе и превращается уже в некое самостоятельное учение о тьме внешней.

Также представляется, что Матфей в своём изложении создаёт и коллизию, когда именно сыны Царства Небесного у него изгоняются из самого Царства. Коллизия заключена в том, что Иисус в раннехристианских представлениях об избранничестве наоборот собирает сынов, покинувших отчий дом, но никак их не разгоняет и не выгоняет.

Таким образом, перед нами может быть пример «расширения» логии для введения идей о внешней тьме и её мрачности, куда Бог изгоняет неугодных. У Матфея вероятно это место уготовано самим неуверовавшим иудеям. У Луки это всего лишь - крах иллюзий.

Также следует отметить, что это не единственный подобный пример, но судя по масштабам - лишь очередной элемент системы. И здесь важно отметить, что говоря о Матфее мы говорим о составителе библейской книги, а не апостоле.

Например, в притчах о благоразумном рабе и о талантах, при сличении Луки и Матфея снова именно Матфей оканчивает изложение «плачем и скрежетом зубов» имея ввиду посмертное воздание и его реалии, тогда как у Луки никаких «загробных» откровений нет вообще (Мф. 25:14-23 - Лука 19:11-28).

Чёткая идентичная картина появления «загробных откровений» обнаруживается аналогично в анализе притчи о брачном пире. Разбор вопроса демонстрирует, как Матфей перерабатывает исходный материал, превращая изначально притчу в некий эсхатологический катехизис, имеющей весьма далёкое отношение к традиции притч. И при сличении повествований именно Матфей опять вводит «загробную» картину некоего мрачного места «внешней тьмы» с зубным скрежетом там. И в этом примере появляется возможность сличения повествования версией изложения притчи согласно внешнего источника - Евангелия Фомы, которое также никаких таких картин не имеет, а изложение притчи там близко к изложению Ев. Луки.

С этим же внешним источником можно сравнить и притчу о неводе Ев. Матфея. Сравнение также демонстрирует что вся эсхатологическая картина и картина «скрежета» построена исключительно самим Матфеем, при этом притча превратилась в невероятный и неправдоподобный по сюжету рассказ.

Таким образом можно заключить, что Матфей базовый материал поучений и притч, в которых для их героев фигурировал скажем так не самый успешный финал - оканчивал исключительно плачем и скрежетом в "местах отдалённых", и на сто бед имел всегда один и тот же нехитрый карающий ответ.

И не то чтобы Матфей места отдалённые чисто сам и придумал, о них есть упоминания как у других авторов книг НЗ, так и в раннехристианских представлениях. Однако они представлены далеко не совсем так, как это предпринято евангелистом Матфеем. А судя по специфике использования в посланиях ап. Павла и полного молчания Иоанна они могли иметь серьёзные отличия и быть вообще скорее предметом рассмотрения для внутреннего круга совершенных.